Перед приездом в Москву британский геронтолог, автор книги Ending Aging Обри ди Грей рассказал, почему человечество должно победить старость, а прожить до 150 лет — наш христианский долг.
Меня часто называют продавцом бессмертия, но на самом деле я не мечтаю о вечной жизни. Моя цель как ученого — избавить человека от болезни, которая делает его немощным и старым. Люди боятся смерти, но еще сильнее они боятся прожить в два раза дольше обычного, потому что знают: со временем качество жизни неуклонно падает. Наш организм в 90 лет и физически, и интеллектуально уже не способен функционировать так же хорошо, как в молодости. Эту проблему мы и задумали решить. Ученые, которых поддерживает фонд SENS, работают над тем, чтобы качество жизни в 75 или 95 лет было таким же, как в 25. Когда-нибудь человечество научится доживать и до 150 лет, но это не изменит сам принцип: мы просто будем чувствовать себя тридцатилетними вне зависимости от биологического возраста.
Сегодня ученые заняты лечением старческих болезней — атеросклероза, артрита, диабета, сердечно-сосудистых заболеваний, — но игнорируют сам процесс старения. Это логически неверно. Все неприятности, которые происходят с нами в старости, являются побочными эффектами долгой жизни. Потеря мышечной массы или ослабление иммунной системы считаются естественным следствием возраста, но в реальности это такая же болезнь, и нам прежде всего необходимо разобраться с ней, иначе мы никогда не сумеем победить все остальные.
За последние пятьдесят лет количество болезней пожилого возраста, о которых мы знаем, значительно увеличилось. Это связано с резким ростом продолжительности жизни, грубо говоря, впервые в истории у значительного числа людей появилась возможность до этих болезней дожить. Вопрос в том, какой мы найдем из этой ситуации выход: отберем у людей эту возможность или откроем способ не болеть? Мне больше нравится второй вариант.
Наше тело — довольно сложный механизм, но все-таки это механизм. Как и любой другой механизм, оно подвержено разрушению, начиная еще с внутриутробного состояния — вследствие метаболизма. Нарушения на молекулярном и клеточном уровнях являются побочным эффектом нашей жизнедеятельности. Тело так устроено, что может вынести небольшое количество этих поломок. Когда их становится слишком много, мы начинаем болеть и стареть. Наша работа состоит в том, чтобы понять, к какому типу относится та или иная поломка, и придумать, как ее починить.
Еще пятнадцать лет назад мы разработали семь терапевтических подходов, направленных на семь типов различных повреждений. Например, в нашем организме есть клетки, которые погибают и не заменяются новыми, поэтому с годами их количество сокращается. А есть канцерогенные клетки, которые делятся, хотя не должны. Есть разнообразный «внутриклеточный» мусор и так далее. Важным инструментом лечения клеточных повреждений может стать редактирование генома, а также терапия стволовыми клетками. Последняя может помочь, скажем, при отмирании или атрофии клеток: стволовые клетки вводятся в организм, начинают делиться и заменять собой те клетки, которые организм уже не способен воспроизводить самостоятельно. В свою очередь, редактирование генома может применяться для предотвращения появления канцерогенных клеток — это одна из основных причин старения — или для того, чтобы научить наши клетки делать то, что они раньше не умели, например, самостоятельно избавляться от молекулярного «мусора».
Бюджет SENS составляет пять миллионов долларов в год, на эти деньги мы ведем работу в собственной лаборатории в Калифорнии и финансируем порядка десяти научных групп в разных университетах, в основном, в США. Деньги остаются главным сдерживающим фактором — если бы наш бюджет был в десять раз больше, исследования проходили бы в три раза быстрее. Чтобы привлечь внимание к проблеме старения, я даже придумал научное состязание Methuselah Mouse Prize: мы готовы дать 1,4 миллиона долларов тому ученому, чья лабораторная мышь побьет мировой рекорд продолжительности жизни. Вот уже двенадцать лет он принадлежит Анджею Бартке: его мышь прожила 1819 дней — это примерно двести лет для человека.
На сегодняшний день в наших проектах задействованы около 20 исследователей, и у нас уже есть некоторые результаты. Я не говорю о конкретных пациентах, которым мы продлили бы жизнь, нам далеко даже до клинических испытаний, но, например, на прошлой неделе журнал Science опубликовал нашу статью о синтезе глюкозепана и его роли в развитии диабета и старения. Думаю, шанс того, что наши технологии начнут работать в ближайшие 20-25 лет, достаточно велик. Но повторюсь, все зависит от денег. Если мы не получим достаточного финансирования, потребуется лет на десять больше. А это означает страдания и болезни для 500 миллионов человек, которых можно было бы избежать. На кону многое.
Конечно, победа над старением откроет перед человечеством множество вопросов. Новая продолжительность жизни, когда люди будут жить до 100-150 лет, изменит всю систему взаимоотношений между людьми. Но я отношусь к этому спокойно. Промышленная революция в XIX веке в корне изменила устройство общества, но никто же не считает, что изобретение парового двигателя пошло нам во вред. Кто-то говорит, что долгожительство изменит саму концепцию семьи, разрушит ее иерархию, когда дети не смогут встать по главе рода. По-моему, этот тезис звучит чересчур патетично. Вы действительно думаете, что человек не захочет избавиться от своих болезней только ради того, чтобы умереть и не мешать своим детям? Сомневаюсь.
Я не вижу в своей работе никаких этических противоречий. Никто не считает, что быть здоровым — это плохо, а больным — хорошо. Даже приверженцы религиозных взглядов не враждуют со мной. Они знают, что человеческий долг заключается в уменьшении страдания наших ближних, а старение — это главная причина людских страданий во всем мире. И не бороться с ним — это грех. Вы скажете, что мы не уполномочены брать на себя такую ответственность, как продление собственной жизни? Но позвольте: научная деятельность подразумевает присутствие человеческой воли, которая манипулирует природой и меняет ее сообразно собственным потребностям. Какая разница, позволяет ли лекарство сохранить здоровье пожилому человеку или ребенку? Это технология, которую для своего блага использует человек, как он использует огонь, колесо или что-то еще.
К проблеме старения в мире относятся по-разному. Я люблю приезжать в Москву, потому что здесь у нас очень много сторонников, которые понимают, насколько важно бороться со старением, и довольно серьезно работают в этой области. Во многих других странах, где я выступаю, люди по-прежнему не считают старение медицинской проблемой и не понимают, что мы должны срочно предпринимать какие-то меры против нее.
Записала Александра Шевелева|Esquire
Поделитесь постом с друзьями!
.